Читать интересную книгу Журнал «День и ночь» 2009 № 5-6 - Анатолий Аврутин

Иногда во дворе появляется один хороший дядя. Я тихонько за ним наблюдаю — поворачиваюсь лицом, хочу, чтобы он непременно подошёл ко мне, а не к какому-нибудь другому мальчику. Вожу перед ним свой паровозик, надувая губы, издаю громкое «ту-ту-ту-у». Если я ему понравлюсь, он обязательно подойдёт ко мне, спросит что-нибудь. Он всегда спрашивает одно и то же: «Куда ты едешь? Какая тут станция? Какие товары везёшь?» Когда не знаю, что сказать, или отвечать неохота, я ещё громче тутукаю… Мне не вопросы его нужны, мне нравится, когда он смотрит ласково и разговаривает со мной, как со взрослым.

Дома я с удивлением обнаруживаю, что никто не напоминает мне, чтобы я грохотал в квартире потише, чтобы обмёл снег с валенок и с шубы. Мама всегда кричит мне из комнаты или из кухни, когда занята. А если уже освободилась, то выскакивает на мой грохот, всплескивает руками, ощутив мокрые насквозь варежки. Тормошит, стаскивает всю одежду. Потом подхватывает и несёт в комнату, без конца целуя в холодные румяные щёки. Я бы тыщу раз весь вываливался в снегу, весь бы намокал, только бы мама вот так хватала меня снова и снова.

Мама несёт меня в ванную, а оттуда не в комнату, а в кухню. Кухня у нас общая. В ней три стола. Один наш — справа у окна, у двери — бабы Любы, и слева в углу — тёти Нюры. Мама усаживает меня на табурет и шепчет на ухо: — Женечка! Сиди тихо! Я сейчас за тобой приду. Тебя ждёт сюрприз!

Ну конечно! Скоро Новый год! Все говорят о сюрпризах. Мы с мамой ещё не оставались вдвоём на Новый год. То ходили к кому-то в гости, то к нам приходили врачи из маминой больницы.

Мама варила холодец, фаршировала карпа и делала салат «Оливье». Такая вкуснотища! Но покушаешь — и забудешь, а вот новую игрушку получить — это да! Новые игрушки у меня появляются редко, и я всегда помню, кто и когда их подарил. Скорее бы сюрпризы!

Наша комната длинная и узкая. Бочком продвигаюсь к своему топчанчику между диваном, на котором спит мама, и шкафом. Около окна обычно стоит небольшой стол. Но сейчас стола нет. Вместо него, закрывая собой окно, расположилась украшенная ёлка!

Она большая-пребольшая, пушистая. На ней столько разноцветных шаров, игрушек, приколотых металлическими прищепками, картонных рыбок, лисичек, зайчиков! У ствола между веток прячутся пузатые растяжные клоуны. Мама бросила на ёлку зелёный, синий и оранжевый дождики, а на верхушку прикрепила рубиновую звезду. Тут и там висят длинные трубочки, завёрнутые в яркую фольгу. Вчера вечером мы с мамой украшали ёлку, но этих трубочек я не видел.

— Мама! Что это?

— Это вкусные конфеты. Ты их пока не трожь. Мы должны сначала показать нашу ёлочку Деду Морозу и Снегурочке. Ладно?

— Вот эти Дед Мороз и Снегурочка? — показываю под ёлку, где стоят новые фигурки в красной и синей шубках. Вокруг них возвышаются белые, совсем как настоящие, сугробы.

— Ах ты, Женечка, Женечка… — мама треплет меня по волосам. — Не спеши! Всё узнаешь!..

Я оглядываюсь вокруг. Ищу обещанный сюрприз.

— Сына! Иди сюда! — рядом с мамой на диванчике лежит самая настоящая картина.

— Ух ты! — я подбегаю ближе и вижу, что картина — свитер. Вообще он тёмно-синий, а на нём вывязан рисунок. Деревенька, вся в снегу. Красивые домики. На окнах резные наличники. Из труб вверх поднимается дымок. На небе звёздочки, похожие на крупные снежинки. Или снежинки, похожие на звёздочки. На отложном воротнике тоже задержались звёздочки-снежинки. Свитер такой мягкий.

— Это тебе, сынок! — мама усадила меня к себе на колени. — Мой подарок. Сегодня Новый год. Когда стемнеет, мы с тобой начнём ждать подарков от Деда Мороза. Сегодня у тебя будет много сюрпризов.

Мама прижалась губами к моей голове. И замолчала.

— Мамочка, мамочка, а какой сюрприз будет самым главным?

Мама не ответила мне. Лишь приложила палец к моему носу:

— Ну, я на кухню! Скоро тебя позову. Оставшись один, я улёгся на живот — с любопытством разглядываю свитер. Мне вдруг показалось, что я вижу настоящие дома, искрящийся снег, чувствую запах дыма. Вдруг одна звёздочка-снежинка «на небе» засветилась ярче. С замирающим сердцем всматриваюсь в неё. Ой, она. улыбается мне! Я не испугался.

— Загадай желание! — голос звёздочки похож на мамин. — Сегодня все желания исполняются.

— Правда-правда? Я хочу… я хочу, чтобы тот дядя сегодня пришёл к нам на новый год. И ещё я хочу, чтобы мне подарили гоночную машинку, как у Вовки.

— Женечка! Женечка! — вдруг громко позвала меня звёздочка. От удивления я сел.

— Женечка! Иди, помогай!

Мы с мамой накрыли стол. Мама нарядила меня в синие бархатные бриджики и такой же большущий берет — сама сшила. Белую рубашку на груди украсила пышными кружевами, которые называет почему-то «жабой», прикрепила звёздочки из фольги:

— Красавец! Мой маленький принц!

Этот вопрос до сих пор волнует меня: как подарки появляются под ёлкой? Я же наблюдаю за ней, не отрывая глаз.

Перед самым Новым годом, когда стрелки на часах почти сошлись вместе на цифре 12, под ёлочкой оказалась гоночная машина! Та самая, у которой сзади вылетают искры, когда, разогнав, запускаешь её по полу!..

— Мама! мама! — громко зову я.

Но вместо мамы в комнату вошли Дед Мороз и Снегурочка. Самые настоящие!

Я остолбенел перед ними с машинкой в руках. Сердце колотилось — я боялся, что оно сейчас выскочит и покатится под ёлочку, к маленьким копиям вот этих, настоящих. Потом Дед Мороз взял меня на руки. Смотрю ему в глаза. Словно молния вспыхнула: это же добрые глаза того хорошего дяди, которого я приметил на улице! Почему я сразу его не узнал? Так вот какой самый большой подарок мне приготовили! Снегурочка прижалась к плечу Деда Мороза. Слёзы катились из её глаз. из маминых глаз. Я обнял их, притянул друг к другу. И вдруг заметил на шапке Деда Мороза, среди сверкающих снежинок, мою звёздочку. Она ласково улыбалась мне, заговорщически мерцая.

Всё-таки хорошо, что я тогда решил остаться.

Страх

На тёмной стене возникает большое пятно света. Оно плавно, словно крадучись, появляется из комнаты родителей, пересекает закрытую дверь в коридор и останавливается. Края у пятна неровные, да и внутри него есть места, освещённые то ярче, то бледнее, отчего кажется, что свет замирает, присматриваясь к чему-то. вот он чуть двинулся. ещё… нашёл объект и сфокусировал всю свою яркость на силуэтах двух людей, линиях их спин, наклонах голов, руках, опирающихся на палочки.

Из темноты проступили старичок и старушка. Пятно света медленно ползёт, следуя за передвижениями старичков. Они медленно, очень медленно приближаются к месту на стене напротив кровати, в которой лежит, сжавшись в комок и накрывшись одеялом почти с головой, Шурик. При виде этих теней ему становится совсем не по себе…

Ещё засветло родители ушли в театр. Оставили ему еду, открыли банку любимого вишнёвого компота и показали, на какой полке в холодильнике она стоит. Оставили включённым телевизор и разрешили крутить тумблер, переключая каналы.

«Пока идут передачи, ничего не бойся, — сказали они. — А потом мы вернёмся. Если захочешь почитать, порисовать или лечь спать до нашего прихода, ты знаешь, как его выключить».

Всё это означало редкое доверие, и поначалу Шурику даже нравилось быть одному. Родители обещали прийти не позже одиннадцати.

Но вот стало темнеть. Пятнадцать минут двенадцатого… половина. Пробило полночь, а их всё нет. Любимый компот уже не может помочь Шурику избавиться от тугого комка, прочно засевшего в горле. Особые картинки в особых книгах, запрятанных родителями в третий ряд на верхней полке книжного шкафа, изучены и возвращены на прежнее место. Отцовский кортик, извлечённый из недр шифоньера, забыт в родительской комнате на полу в коробке из-под обуви.

Шурика душат обида и страх. Его что, хотят испытать? Так нечестно! На самом деле это слишком жестокое испытание. Да они просто не сдержали своего обещания, забыли о нём!.. Хитренькие! Оставили его одного, а сами-то вдвоём. Он никогда ещё не оставался один в такое позднее время.

Передачи по телевизору закончились. Экран ярко светился, безжалостно напоминая, что ни в одной, ни в другой комнате никого, кроме Шурика, нет. Мальчик вдавил в панель кнопку выключателя, одновременно вжав голову в плечи. Наступившая темнота тяжело опустилась на него. Всхлипывая, Шурик на ощупь расстелил постель и забрался под ватное одеяло.

Пружинная сетка привычно приняла форму его тела. Ему даже не хотелось, как обычно, ворочаться, чтобы упругое ложе качало его, словно в гамаке. Пружины стали бы позванивать, шуршать, и помешали прислушиваться к голосам на улице, к тому, что происходит на лестнице. Он лёг на бок, повернувшись лицом к двери, и замер, превратившись в слух. Комок в горле не даёт дышать, от него знобит и хочется ещё плотнее свернуться в клубок, спрятаться.